18 мая на телеканале ТНТ стартует показ нового сезона сериала «САШАТАНЯ». Недавно актеру Алексею Климушкину, исполнилось 50 лет. Самое время серьезно поговорить с человеком, который дарит столько радости зрителям. Корреспонденту сайта города Волгограда «City134.ru» удалось поговорить с актером на самые сокровенные темы.
Вы как-то сказали, что если в комедии нет далекого, но явного плана трагедии, то комедия не состоится. В чем трагедия Сильвестра в «САШЕТАНЕ»?
- Он с самого начала танцует на собственных костях. Его бросила жена, оставила с маленьких ребенком. С отцом он разошелся, тот оказался, мягко скажем, нечистоплотным. Этих трагедий хватит на целое кино. Кто-то в таких ситуациях плачет, Сильвестр ушел с головой в бизнес. И от этого получается интересная комедия положений.
Не редко, чем дольше существует ситком, тем более плоскими становятся персонажи. Сильвестр, напротив, становится все объемнее. В чем секрет?
- У Юрия Никулина был знаменитый цирковой номер с бревном. И его спросили: «Но вы же хотели играть что-то серьезное?» А он ответил: «Мне не предлагают. Поэтому это бревно для меня и «Гамлет», и «Гроза», и все роли, которые я не сыграл». Этот очень смешной цирковой номер они делали серьезно. Мой Сильвестр, это мой Гамлет, это все, что я могу сказать и не сказал. И я ему очень благодарен. Я – это и есть Сильвестр.
То есть срастание с персонажем произошло?
- Это очень хитрый вопрос. Мой мастер воспитывал меня немного по-другому. Мой любимый актер Евгений Евстигнеев в «17 мгновениях весны» где-то подсмотрел, как делать замечательные ручки и ножки. Но я вас уверяю, что когда он глотал яд и выпадал из окна, тот его последний взгляд – это был взгляд Евстигнеева. В чем-то мы, актеры, – обезьянки, что-то мы подсматриваем, но нельзя быть обезьянкой-личностью. И всегда приходит момент, когда ты либо играешь то, что думаешь, либо притворяешься, что думаешь. Сейчас, к сожалению, много актеров, которые делают умные лица с пустыми глазами. Им нечем страдать. Сейчас стало обычным делом притворяться душевными и духовными, не будучи ни тем, ни другим. Случилось время перевертышей. Но мне повезло, Мастер дал мне не музыкальное, но чувствительное ухо. И я слышу неискренность. Когда Янковский нес свою свечу у Тарковского – там было видно: весь Тарковский в Янковском, и весь Янковский в Тарковском. Это – настоящее, это искра. Сейчас - редко искрит. И потому я радуюсь, как ребенок, когда все-таки искра появляется.
То есть не зря хороших учителей называют инженерами человеческих душ?
- Совершенно верно! Есть замечательный фильм с Хоакином Фениксов и Сеймуром Хоффманом – «Мастер». Он об этом. В студенчестве я не понимал многого, не понимал, насколько он был мудрым, наш дворянин, прошедший до Берлина – наш Петров. А теперь я вспоминаю его всегда, как отца родного. Знаете, театральный институт соткан из смеха, юмора, страстей и страстишек. А ведь из нас, из 30-ти человек, только две девочки и три мальчика были 18-летними. Остальных он в этот раз набрал после армии. Прожженные люди! И с нами ему было очень нелегко, нас нельзя было купить на то же, на что покупали 18-летних, мы немножко по-другому смотрели на мир. Но он сумел подобрать ключик. Да, радость была во всем. Молодость: не давит груз, опыт, ты веселый горнист, довольный и счастливый. Но при этом у нас после армии была этакая «слеза», и как однажды сказал нам Мастер: «Иногда мне кажется, что вам не хватает воздуха».
Чем вы тогда увлекались? Чем болели?
- Я очень любил Большой драматический театр. О гастролях Ленкома с Янковским, Абдуловым и всей братией я уже говорил. Еще были фильмы-притчи Марка Захарова - это было настоящее, то, что меня грело.
Как в вашей жизни появилось телевидение? Ведь вы же не только актером, но даже режиссером на телевидении были?
- Все тогда началось от безысходности, от безработицы. Плевок в вечность случается, когда актёр находит своего режиссера, а режиссер – актера. Любимов нашел Высоцкого. В БДТ служили Басилашвили и Юрский. Я очень мечтал об этом, но своего Эфроса и своего Любимова не нашел. Пришлось самому что-то пытаться делать. Не могу сказать, что на телевидении я совершил великие прорывы. В качестве режиссера мне приходилось делать программы: «Окна», «Бремя денег», первый «Дом». Потом работал в Питере на студии «Позитив». Все это - конвейер, в котором, правда, я пытался честно работать. Зарабатывать на молоко детям и себе на хлебушек. Хвастаться тем этапом не приходится. Я поимел опыт, а телевидение поимело меня. (Смеется) Но мне понравилось, я нашел много интересного, встретил массу замечательных людей.
Вы не редко повторяете это словосочетание – «плевок в вечность». Почему?
- Это, по-моему, сказала госпожа Раневская когда-то. Я в данном случае имею в виду вот что: чтобы получилось хорошее стихотворение, его надо задумать, как гениальное. А у нас сейчас часто задумывают так: сделаем средненькое, и уже не плохо. Но если ты задумал средненькое, то в результате получится фуфло. Надо все задумывать гениальным, надо даже в конвейере искать душу.
Каково было семейному человеку в тот период становления нового Российского телевидения?
Очень трудно. Я был честным исполнителем. Я люблю камерный психологический театр, а мне приходилось заниматься площадным театром. Так же и с телевидением – я люблю совсем другие вещи, но всевышний поставил меня на довольно грязную работу. Однако даже ее я старался выполнять честно. Во все времена остается место для мечты, для настоящего. Я с теплом вспоминаю, как участвовал в такой программе, как «Маршрутка» на Питерском телевидении. Там все плохо закончилось, инвесторы сбежали, продюсеры поссорились. Но там была очень хорошая команда. И мы сделали с десяток сюжетов из девяноста, за которые мне не стыдно до сих пор, и которые попахивали искусством. А ведь всего лишь скрытая камера вроде бы. Но там случился джаз. Партнеры понимали друг друга, с режиссером был найден общий язык. И пусть эту передачу никто не видел, но я вспоминаю ее с теплотой.
В какой-то момент вы почти отошли от актерской стези.
- Назовем вещи своими именами - я не был востребован. А то, что я делал, мне не нравилось. У меня был замечательный период в лихие 90-е, когда я зарабатывал $500 на радио и $20 в театре. В театре у меня было три наименования, которые я играл для души. А на радио я зарабатывал, чтобы кормить детей. И это была полная гармония. Конечно, физиологически, я был полностью высушен, потому что у меня был ночной эфир с 00:00 до 7:00. Дома были маленькие дети, поэтому потом я ехал к бабушке спать. Потом в 10:00 уже начиналась репетиция, вечером спектакль, а ночью снова эфир. В таком аду я три года жил, но это было самое счастливое время! Потому что была гармония души и тела. Мужчине необходимо зарабатывать на семью, и в то же время надо делать что-то и для души. Но потом произошли довольные неприятные движухи, когда начало кренить: либо ты работаешь для души и бесплатно, либо зарабатываешь деньги, но души – ноль.
Смотрите новый сезон ситкома «САШАТАНЯ» с 18 мая в 20:00 на ТНТ!