«Мадам Баттерфляй» в постановке Энтони Мингеллы не впервые на киноэкранах, однако яркая графика спектакля не приедается и не устаревает, как и сама история покинутой японки. Алые ткани, черные полосы, контрасты эмоций: Мингелла не гонится за этнографической точностью, но выстраивает пространство неизбежной трагедии. Интерес к Японии захлестнул Европу в конце XIX века: светское общество жаждало экзотики, но не для того, чтобы изучить необычное, а для того, чтобы расцветить привычную жизнь. Кимоно и чайные церемонии, борьба сумо и театр Кабуки оказываются в центре внимания, а любовь европейца и японки становится модным сюжетом романов, оперетт, драм и опер. Но в большинстве случаев японский колорит служил лишь яркой оболочкой совершенно стандартным мелодраматически м ситуациям. Джакомо Пуччини, принимаясь за работу над «Мадам Баттерфляй», несомненно следовал моде. Но он сумел наполнить оперу подлинно японским духом, включив в партитуру оригинальные мелодии, добавив в оркестр японские колокольчики, тамтамы и челесту. Одной из задач композитора стало воссоздание местного колорита, а не использование его в качестве дополнительной краски для европейской мелодрамы. Вероятно поэтому редкая постановка «Мадам Баттерфляй» может обойтись без кимоно, ширм и бумажных перегородок: в центре оперы не просто история любви, а конфликт Востока и Запада, глубинное непонимание, в котором и кроется исток трагедии.